Монетарное неравенство в России в социологическом измерении
Монетарное неравенство, на первый взгляд, проще для измерения и оценки, чем различные типы немонетарных неравенств, которые в совокупности формируют социальное пространство. Однако разные теоретико-методологические подходы, через которые оно может быть рассмотрено, демонстрируют разные его аспекты.
Так, традиционные экономические показатели неравенства доходов (децильный коэффициент, индекс Джини и др., см. врез) позиционируют Россию на фоне других стран мира как характеризующуюся высокими, но не максимальными показателями неравенства в массовых слоях населения. По сравнению с европейскими странами Россия характеризуется более высоким уровнем неравенства, в то время как по сравнению со странами БРИКС или США – более низким.
Так, традиционные экономические показатели неравенства доходов (децильный коэффициент, индекс Джини и др., см. врез) позиционируют Россию на фоне других стран мира как характеризующуюся высокими, но не максимальными показателями неравенства в массовых слоях населения. По сравнению с европейскими странами Россия характеризуется более высоким уровнем неравенства, в то время как по сравнению со странами БРИКС или США – более низким.
Как измерить монетарное неравенство Самый распространенный показатель доходного неравенства – индекс Джини, где 0 означает абсолютное равенство, а 100 – абсолютное неравенство. Чтобы проанализировать расслоение, также рассматриваются доли дохода, которые приходятся на различные квинтили (пять равных по численности групп населения, выделенных на основании уровня доходов) или децили (десять равных по численности групп населения), в частности на верхние и нижние квинтили или децили.
Средний и медианный доход в России По данным Росстата, в 2019 г. среднедушевой доход населения России составил 35247 руб. в месяц, медианный среднедушевой доход – 26363 руб. в месяц; прожиточный минимум за тот же период – 10890 руб.
Неравенство доходов в России и в других странах мира, 2011–2018 гг.
При оценке доходов иногда используются шкалы эквивалентности, которые позволяют учесть экономию на масштабе потребления. Предполагается, что крупным домохозяйствам для поддержания сопоставимого уровня жизни требуется меньший подушевой доход, чем небольшим домохозяйствам, поскольку крупные могут экономить за счет общесемейных благ (техника, мебель, жилье). Так, если обратиться к данным Люксембургского исследования доходов, где применяются шкалы эквивалентности, картина неравенства в массовых слоях в России даже на фоне европейских стран заметно улучшается – индекс Джини при таком подходе для России составит 31,8 при 29,6 в Германии и 38,4 в США.
Отметим, однако, что адекватность различных версий шкал эквивалентности для российских условий – вопрос для отдельной дискуссии: так, европейские шкалы эквивалентности могут быть нерелевантными для России, где значительная доля расходов на потребление приходится на базовые товары – питание, одежду, обувь, – которые не позволяют получать экономию от масштаба.
Неравенство в массовых слоях населения в 2000-е гг. сокращалось, так как доходы низкодоходного населения росли быстрее, чем доходы россиян в целом. Эти тенденции привели к тому, что российское общество трансформировалось из общества массовой бедности в общество массовых средних групп. И хотя уровень их жизни остается достаточно скромным, он все же заметно превышает стандарт физического выживания: можно говорить о массовой малообеспеченности россиян, но не о массовом обеднении в последние годы.
Но на протяжении 2000-х гг. сужалась и «зона благополучия» – доля населения со средними доходами (в 1,25–2 раза выше медианного уровня), а также доля состоятельного населения (с доходами вдвое выше медианы и более) сокращались по мере того, как их представители переходили в массовую «середину». Наконец, параллельно наблюдался значительный и несокращающийся разрыв между верхушкой, по концентрации доходов и богатства в руках которой Россия является одним из мировых лидеров, и остальным населением.
Отметим, однако, что адекватность различных версий шкал эквивалентности для российских условий – вопрос для отдельной дискуссии: так, европейские шкалы эквивалентности могут быть нерелевантными для России, где значительная доля расходов на потребление приходится на базовые товары – питание, одежду, обувь, – которые не позволяют получать экономию от масштаба.
Неравенство в массовых слоях населения в 2000-е гг. сокращалось, так как доходы низкодоходного населения росли быстрее, чем доходы россиян в целом. Эти тенденции привели к тому, что российское общество трансформировалось из общества массовой бедности в общество массовых средних групп. И хотя уровень их жизни остается достаточно скромным, он все же заметно превышает стандарт физического выживания: можно говорить о массовой малообеспеченности россиян, но не о массовом обеднении в последние годы.
Но на протяжении 2000-х гг. сужалась и «зона благополучия» – доля населения со средними доходами (в 1,25–2 раза выше медианного уровня), а также доля состоятельного населения (с доходами вдвое выше медианы и более) сокращались по мере того, как их представители переходили в массовую «середину». Наконец, параллельно наблюдался значительный и несокращающийся разрыв между верхушкой, по концентрации доходов и богатства в руках которой Россия является одним из мировых лидеров, и остальным населением.
Влияние нынешнего кризиса на неравенство доходов еще предстоит осмыслить, однако первые оценки экспертов показывают, что нынешний кризис и меры реакции на него государства могли еще в большей степени сгладить неравенство между нижними и средними слоями населения – не снизив при этом общего уровня неравенства в стране. В частности, работа экономистов Всемирного банка, представленная на семинаре Института социальной политики ВШЭ, говорит об относительном выигрыше 40% наименее благополучного населения и меньшем влиянии на него кризиса – при ожидаемом росте коэффициента Джини по населению в целом. Во многом это результат осуществленной социальной поддержки населения, основными получателями которой стали семьи с несколькими детьми, а также семьи пенсионеров.
Представляется, что подобные тенденции должны были бы снижать социальную напряжённость, поскольку неравенство является одной из наиболее острых социальных проблем в общественном сознании. Однако на практике проблема неравенства не теряет своей остроты, оставаясь ключевой «болевой точкой» нынешнего развития страны.
Оценка существующего в России неравенства доходов как излишне глубокого и в высшей степени несправедливого характерна сегодня для всех без исключения слоёв населения, никакого ценностного раскола между более и менее благополучными группами в этом отношении не наблюдается.
Представляется, что подобные тенденции должны были бы снижать социальную напряжённость, поскольку неравенство является одной из наиболее острых социальных проблем в общественном сознании. Однако на практике проблема неравенства не теряет своей остроты, оставаясь ключевой «болевой точкой» нынешнего развития страны.
Оценка существующего в России неравенства доходов как излишне глубокого и в высшей степени несправедливого характерна сегодня для всех без исключения слоёв населения, никакого ценностного раскола между более и менее благополучными группами в этом отношении не наблюдается.
Представления о неравенстве доходов, % респондентов
Это связано с целым рядом причин. Разрыв между немногочисленной верхушкой доходного распределения и остальным населением увеличивается, и именно этот аспект монетарного неравенства воспринимается обществом наиболее остро, а не неравенство между массовыми группами населения. При этом основания такого отрыва верхушки доходного распределения воспринимаются обществом как нелегитимные. В то же время численность прослойки более обеспеченных относительно массовых групп (с доходами вдвое выше медианного уровня и более) сокращается – это не соответствует запросам наиболее образованных и квалифицированных россиян. Наконец, остро воспринимается не только монетарное неравенство, но и его немонетарные измерения.
Даже представители наиболее образованных и квалифицированных россиян с доходами не ниже медианных, отличаясь от остальных групп населения своим объективным положением, считают себя представителями «середины», а отнюдь не благополучных слоев. Поэтому, говоря о неравенстве, и они подразумевают именно значительный и растущий отрыв малочисленной верхушки от всех остальных россиян, к которым они относят и самих себя.
Это отражается и в специфике восприятия населением (как в целом, так и представителями его благополучных групп) социальных конфликтов в современном российском обществе, ключевым из которых считается конфликт между бедными и богатыми. В отличие от этого остро воспринимаемого противостояния между массово бедными и единицами богатых, которые предстают «особым классом», противостоящим всем остальным россиянам, остальные конфликты, в том числе традиционные измерения классового неравенства – конфликты между «начальством» и рядовыми работниками, а также рабочим и средним классом, – актуализированы в сознании населения гораздо в меньшей степени.
В связи с восприятием неравенства не только как высокого, но и как несправедливого, в последние годы мы наблюдаем растущий запрос на социальную однородность – все большая доля населения считает оптимальной такую модель структуры общества, где различия в уровне доходов между людьми невелики. Это, к сожалению, означает и сокращение потенциальной роли неравенства как стимула для личной активности и эффективности. Запрос на сокращение неравенств традиционно предъявляется россиянами государству, но оценка эффективности его действий при этом негативна – и в этом население также единодушно.
При этом интересно, что ключевые принципы справедливого общества в сознании населения оказываются связаны отнюдь не с выравниванием доходов, а со сглаживанием ключевых немонетарных неравенств: в медицинском обслуживании, перед законом, в доступе к рынку труда и развитию человеческого капитала, показало проведенное в сентябре 2020 г. общероссийское репрезентативное исследование Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН (см. график). Население не считает, что в справедливом обществе должно быть мало богатых, – но основания для дифференциации не должны быть следствием несправедливых немонетарных неравенств.
Даже представители наиболее образованных и квалифицированных россиян с доходами не ниже медианных, отличаясь от остальных групп населения своим объективным положением, считают себя представителями «середины», а отнюдь не благополучных слоев. Поэтому, говоря о неравенстве, и они подразумевают именно значительный и растущий отрыв малочисленной верхушки от всех остальных россиян, к которым они относят и самих себя.
Это отражается и в специфике восприятия населением (как в целом, так и представителями его благополучных групп) социальных конфликтов в современном российском обществе, ключевым из которых считается конфликт между бедными и богатыми. В отличие от этого остро воспринимаемого противостояния между массово бедными и единицами богатых, которые предстают «особым классом», противостоящим всем остальным россиянам, остальные конфликты, в том числе традиционные измерения классового неравенства – конфликты между «начальством» и рядовыми работниками, а также рабочим и средним классом, – актуализированы в сознании населения гораздо в меньшей степени.
В связи с восприятием неравенства не только как высокого, но и как несправедливого, в последние годы мы наблюдаем растущий запрос на социальную однородность – все большая доля населения считает оптимальной такую модель структуры общества, где различия в уровне доходов между людьми невелики. Это, к сожалению, означает и сокращение потенциальной роли неравенства как стимула для личной активности и эффективности. Запрос на сокращение неравенств традиционно предъявляется россиянами государству, но оценка эффективности его действий при этом негативна – и в этом население также единодушно.
При этом интересно, что ключевые принципы справедливого общества в сознании населения оказываются связаны отнюдь не с выравниванием доходов, а со сглаживанием ключевых немонетарных неравенств: в медицинском обслуживании, перед законом, в доступе к рынку труда и развитию человеческого капитала, показало проведенное в сентябре 2020 г. общероссийское репрезентативное исследование Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН (см. график). Население не считает, что в справедливом обществе должно быть мало богатых, – но основания для дифференциации не должны быть следствием несправедливых немонетарных неравенств.
Представления о принципах справедливого общества
Усложняется эта ситуация и тем, что кризис, вызванный пандемией коронавируса, еще в большей степени подчеркнул важность неденежных измерений неравенства, подсветив неравенство не только в доступе к медицине, но и в условиях занятости (сфера занятости, тип предприятия, формальный контракт или неформальное трудоустройство) и навыках существования в цифровой среде (от возможности работать дистанционно до оформления пропусков, нужных госуслуг, заказов продуктов и телемедицины), обостряя тем самым и вопросы общественной справедливости.
Автор статьи: Светлана Мареева